- Я новую игру придумал, - задумчиво сказал Цой.
- Какую?
- В девчонок камнями кидаться.
- Ты что, совсем озверел?- Олег перевернулся на живот и закрыл глаза.

Цой взял двумя пальцами крохотный камешек размером примерно с семечку и аккуратно пустил его в розовую спину одной из лежащих неподалеку симпатичных девиц. Попадание в правую лопатку было проигнорировано, и Цой стал неторопливо готовиться к следующей атаке. Игра увлекла его, но не настолько, чтобы встать для розыска подходящих снарядов, и он ограничил зону поиска радиусом вытянутой правой руки, которая стал слепо загребать песок и гальку, придавая ему при этом поразительное сходство с пловцом брассом, если бы не левая рука, которая, впрочем, как и все остальные части тела, оставалась совершенно неподвижной. Олег открыл глаза, и лицо его стало медленно приобретать осмысленное выражение с явным оттенком если не злости, то совершенно отчетливого недовольства, причем, как мне показалось, оно было вызвано не тем, что обидели даму, а скорее той суетой, что вносила шевелящаяся рука Цоя в гармонию скульптурной группы, которую являли собой три наших неподвижных тела. Цой, со свойственным ему упорством, продолжал свое дело. Нашел - бросил, нашел-бросил. Промах. Попал. Попал. Попал. Промах. Попал. Попадал он не в одну и ту же спину, а попеременно - то в нее, то в спину соседки.
Может быть, в другое время и при других обстоятельствах барышни и поддержали бы эту веселую забаву и ответили бы Витьке чем-нибудь из своего богатого женского арсенала, но сейчас что-то не пришлось им по вкусу - они резко, как по команде невидимого начальника встали и ушли за пределы досягаемости артиллерии. Олег, чертыхаясь,поднялся и поплелся за ними.

- Прощения просить пошел.
- Ну-ну, - это я поддержал беседу в меру своих сил.
- Они сказали, что от вас пахнет, - сообщил Олег, вернувшись к нам.
- А от тебя?
- И от меня.
- Ну так выпей еще, чтобы пахло вкуснее, может, им это больше понравится.

Трехлитровая банка из-под томатного сока наполовину наполненная сухим вином производства местных умельцев была примерно одинаковой температуры с песком, на котором стояла, но вино в ней еще не успело (или не могло?) так нагреться, и поэтому Олег выпил не обжигаясь, а видимо почувствовал только приятное тепло. Поставив банку на место, он предложил немедленно окунуться. Олег, выпив, заметно повеселел и заметил, что вечером непременно помирится с прекрасными дамами. Цой посмотрел на меня, и я увидел в его глазах то, о чем только что подумал сам.

Ничего нет глупей и бездарней, чем приехать летом в Крым с друзьями и заводить флирт с какими-то незнакомыми девушками, даже если они тоже из Ленинграда, даже если они симпатичны и приятны, даже если отвечают взаимностью. Зачем, зачем мы сюда ехали? Отдыхать, или что? Олег уже сходил один раз на танцы, которые являлись в поселке "Морское" единственным развлечением, кроме кино, и вернулся оттуда с аккуратным синяком, традиционно находившимся под левым глазом. Что там произошло, Олег не рассказывал, а мы не расспрашивали, хотя предполагали.

Да, чтобы заниматься любовью на юге, нужно быть или грузином, или абсолютным сексуальным маньяком. Что интересно, в Крыму я заметил, что скрытыми сексуальными маньяками являются в основном работники ИТР - женатые или замужние, белые, жадные до удовольствий, которых им, видимо, не хватало по месту работы. Если вы увидите на каком-нибудь южном пляже мужчину, который после трехминутного знакомства с дамой начинает поглаживать ей бедра и многозначительно поблескивать глазами - будьте уверены - это или инженер по технике безопасности, или бухгалтер, приехавший с севера отдохнуть. Причем бухгалтеры, как правило, более активны. Если же, в свою очередь, дама начинает, что называется, давить косяка на ваши плавки, то вы не ошибетесь, если решите, что она либо какой-нибудь референт, либо, опять-таки, бухгалтер. Работники сферы обслуживания ведут себя спокойней - они знают цену и себе, и всему остальному, а рабочие - так в этом отношении просто абсолютно нормальны. Ну а уж битники вроде нас и вовсе ангелы. Хотя ведь мы тоже были тогда именно рабочими, но об этом речь впереди.

Олег, как и мы, не принадлежал ни к одной из групп секс-активистов и завел легкое знакомство с двумя ленинградскими курортницами просто так, без, что называется, корыстных целей. Но не так все просто. Курортницы, в свою очередь, стали делать какие-то расплывчатые авансы Цою, который был к ним абсолютно индифферентен, а Олег стал подозревать меня в нехороших намерениях по отношению к одной (он еще не решил, какой) из курортниц. Вот такой получился пятиугольник, да еще с биссектрисами и диагоналями, нарисованный вдобавок пунктиром. Будь все это в Ленинграде, он мог бы долго и нудно обрастать телефонными звонками, сплетнями, слезами (с женской стороны) и прочей тягомотиной, но здесь, в Крыму, на первое место, как и у всех нормальных людей, и у нас вылезла такая всепоглощающая лень, что проблема к нашему общему удовольствию самоликвидировалась. А как только она сошла на нет - все стало замечательно - с курортницами мы тут же .помирились, и все оставшееся у нас крымское время гуляли и купались с ними, невинные, как дети (или не дети - рыбы, птицы...), пили замечательное сухое вино, которое хлебосольные жители поселка "Морское" наливали нам в трехлитровые банки, уверяя, что это вино ДЛЯ СВОИХ, а не для приезжих, и только из симпатии именно к нам они дают нам вино из канистры, куда не добавляли ни табак, ни гнилые яблоки, ни карбид... Услышав в первый раз о карбиде, Цой предложил на следующий день купить лучше водки в магазине, хоть это и было много дороже, но радушные хозяева заверили нас в том, что вино с карбидом они продают только отдыхающим начальникам из окрестных ведомственных санаториев:

"Чтоб им лучше по шарам дало..."

И вот, пока пресловутые начальники мучались со своими загадочными шарами, мы сидели втроем (а иногда впятером и больше) около нашей палатки на берегу ручья, впадающего в Черное море - какая идиллия - и пели песни. Песен мы знали много - и своих, и чужих, и петь нам приходилось даже чаще, чем хотелось бы. Такая напряженная концертная деятельность, если только это можно назвать концертами, была вызвана тем, что буквально в первые минуты нашего пребывания в поселке "Судак", до которого нас довез симферопольский автобус, мы подобрали себе довольно специальных поклонников, почитателей и меценатов. Дело в следующем, как сказано в одном фильме.

В силу ряда причин, мы, по прибытии в Судак были довольно сильно голодны, измотаны и физически ослаблены. К тому же, поскольку все трое были, по собственному мнению, музыкантами, мы тащили с собой, кроме палатки, рюкзака со всяким добром и дорожных сумок, еще и две гитары - а как же? Ни дня без строчки, как сказал незабвенный автор "Трех толстяков". И вот со всем этим барахлом мы обосновались в какой-то судачьей столовой и начали подкрепляться. По соседству с нами подкреплялась, правда, более основательно, небольшая компания ребят, подбадривая себя чем-то явно местного "розлива". Мы явственно слышали знакомое позвякиванье и бульканье, а также характерные слова и выражения, которые, к нашему неудовольствию, скоро стали перемежаться возгласами: "А вот ребята сидят... а вот мы у них возьмем... а вот они..."

Ничего особенно страшного мы не ждали-все-таки трое нас, да и народу полно вокруг, но и радости огромной от такого внимания к себе не испытывали. И вот ситуация подошла к кульминации и свершилось разрешение. Один из парней подошел к нам и преувеличенно вежливо попросил одну, а если можно, две гитары, "попеть пару песен". Мы, не долго думая, с ходу разрешили воспользоваться одним из инструментов, прямо вот так - напористо и даже с некоторой назойливостью пошли навстречу его просьбе. Ошалев от такой коммуникабельности, юноша изысканно пригласил нас за свой столик. Мы приняли приглашение и подсели к добрым молодцам.
Прослушав пару каких-то до боли знакомых песен, мы мягко прекратили выступление самодеятельных артистов, сказав, что нам, пожалуй, пора на пляж. Но до желанного пляжа в тот день мы так и не дошли. События повернулись, как всегда, неожиданным образом.

За столом все печально замолчали. Нам стало совершенно очевидно, что за возможность продолжать приобщаться к миру прекрасного наши соседи по столу способны пойти на достаточно крутые и смелые поступки, что нам вовсе не улыбалось. И тут раздался чей-то голос, который вывел всех из создавшегося неловкого положения и решил сразу все проблемы:
- А что вам тут сдалось, в этом вонючем Судаке? Тут в море говно плавает, а у нас, в Морском-полный п...ц1 Полчаса на автобусе-поехали, мужики с нами, там и попоем!.."

Мужики, то есть мы, немедленно согласились, хотя немного пугала перспектива "там и попоем". Однако настроение всей компании резко изменилось в лучшую сторону-кризис миновал, в воздухе царила атмосфера подлинного дружелюбия и великодушия, да тут и автобус подошел и остановился прямо у столовой.
В автобусе нам были оказаны высшие знаки внимания, а когда мы сообщили о том, что мы все рок-музыканты "с Ленинграда", знаки внимания были повторены, после чего нас несколько развезло - жара все-таки. Тут же нам было обещано бесплатное питание в поселковой столовой, где один из наших новых друзей работал поваром, что, надо сказать, было свято исполнено и мы две недели бесплатно обедали в пляжном кафе, а с поваром, которого тоже звали Олегом, прямо-таки подружились по-настоящему - впоследствии он приезжал ко мне в Ленинград со своей молодой женой.

Прибыв в долгожданное Морское, наши проводники быстро куда-то исчезли, так я думаю, за очередной выпивкой, а мы отправились на поиски места, где можно было бы разбить лагерь. Место мы нашли очень быстро - на берегу ручья, который впадал... и так далее, я уже упоминал этот райский уголок. Нам очень понравилось то, что вокруг было много каких-то деревьев и кустов - это решало проблему дров, а в ста метрах от будущего нашего лагеря торчала из земли железяка, которая при подробном рассмотрении оказалась колонкой, выдававшей, при приложении значительных физических усилий, некоторое количество чистой пресной воды. Деревья впоследствии оказались, правда, представителями какого-то невероятного вида (или подвида - как там в ботанике), которые гнулись, да не ломались, да и не особенно-то рубились, а если и рубились, то вовсе не горели, а только смрадно дымили, шипели и извивались, как гады. Из-за этого нам с Цоем, я думаю, в первый и в последний раз в жизни, пришлось к стыду своему, заниматься воровством - мы крали дрова у местных жителей. Прогуливаясь прекрасными жаркими ночами по перспективам поселка, мы прихватывали невинно по одному-другому чурбачку из тех, что нерадивые хозяева иногда забывали затащить за забор. Но вернемся к нашим ночным концертам.

Поскольку круг развлечений в поселке Морское в то время был достаточно узок, население его выжимало из каждого вновь прибывшего максимум удовольствия. И вот. только мы успели не без труда поставить палатку и сунуть в ручей заветную бутылку водки, с помощью которой собирались отметить начало отдыха, за нами пришли. Пришли и предложили прогуляться. С гитарами. И привели нас на небольшой местный Бродвей. А там нас уже ждали. И сделали нам, как говаривал Марлон Брандо, предложение, от которого мы не могли отказаться. Таким образом жители поселка Морское оказались первыми слушателями группы, которая стала впоследствии называться "Кино".
Мы играли часа по четыре без перерыва, используя в качестве допинга все то же сухое вино, кричали так, что из дверей дискотеки, что работала неподалеку, выглядывали любопытные любители Валерия Леонтьева, а в темной дали лаяли собаки, мяукали кошки и коты и давала о себе знать всякая прочая живность.
На первом таком импровизированном концерте нам была оказана высокая честь в виде присутствия среди слушателей самого Петровича - лидера молодежных группировок Морского, как стали говорить десять лет спустя. Петровичу мы понравились, и он подвел резюме:

- То наши парни.

Вообще это был очень интересный человек. Неопределенного возраста, весь покрытый татуировкой, он единственный во всем поселке был обладателем джинсов "Ливайс" и итальянских темных очков, которые он не снимал даже по ночам. Возможно, он и спал в них, как "Блюз брадерз". Несмотря на маленький рост и сухощавость, он обладал чрезвычайной физической силой и, что нам очень в нем импонировало, практически не употреблял в разговоре матерных выражений, хотя от его вежливости порой становилось жутковато. Это был настоящий крестный отец маленькой местной мафии. Цой даже перенял у него на какое-то время манеру знакомства с девушками, которая отличалась замечательной простотой, лаконичностью и достоинством. Обычно Петрович сидел на лавочке у входа в дискотеку и обращался к проходящим мимо дамам:

- Девушка, потанцуйте, пожалуйста, со мной, ежели вы не хотите завтра уехать с Морского...

Из нашего тогдашнего репертуара Петровичу больше всего понравилась песня Бориса Гребенщикова "Электрический пес". Он ее окрестил "Песней про Блядей" и вежливо попросил повторить. Мы повторили, а потом Цой запел мифовскую "Черную субботу". Это произведение вызвало у слушателей такую бурю восторга, такие вопли и хохот, что среди их светящихся в темноте лиц неожиданно замаячила милицейская фуражка. "Господи, и здесь они покоя не дают", - одновременно, хотя возможно и в разных выражениях, подумали три молодых артиста.

Об отношениях молодых артистов с милицией сейчас уже можно писать не то что отдельную книгу, а прямо целую энциклопедию - даже не писать, а взять любую из существующих и к каждому слову дать новую статью. Вот у меня, например, есть МСЭ (Малая Советская Энциклопедия) 1930 года издания. Хорошо. Открываю, скажем, на букву "С". Первое слово, которое вижу - "Селезенка". Пишу - место, которое было наиболее сильно поражено у моего друга Пини при избиении его добровольной комсомольской дружиной в Ленинградском Дворце молодежи в 1981 году. Сильным ударом комсомольской ноги приведена в полную негодность и удалена хирургически. Смотрю, к примеру, букву "И". Ага - "Изнасилование". Пишу - процесс, которому была подвергнута моя знакомая Н (здесь - без имен) постовым ГАИ, когда пыталась пересечь "стопом" Среднерусскую возвышенность. "Г" - "Горло". Удар в горло я получил в 1979 году в одном из московских "Опорных пунктов" от молодого человека в штатском за то, что он счел меня похожим на хиппи. Фамилия молодого человека - Радугин - после удара он мне представился, вероятно, для пущего устрашения. Как я впоследствии узнал, он был грозой худых бледных волосатых юнцов и их немощных подружек. Кто ты теперь, Радугин - демократ, консерватор, за Горбачева ты или за Ельцина?.. А может быть, ты уже депутат - народный избранник, а может быть, ты уже где-нибудь в Верховном Совете? Счастья тебе!

Вернемся к букве "С" - "Статуя". Ну, казалось бы, что может быть общего у милиции, античной статуи и рокеров? АН нет - в середине семидесятых группе "Аквариум" инкриминировалось уничтожение статуй в Летнем саду. Да-да, абсолютно серьезно - с допросами, очными ставками и так далее. Дело могло плохо кончиться, но, слава богу, в этом чудовищном бреду что-то не сошлось, да, как потом выяснилось, и статуй-то никто вовсе и не разбивал. Вот такая получается энциклопедия, "вот такая, брат, история" - как поет Гребенщиков, но я отвлекся.
Итак, появившаяся в темноте фуражка вызвала в нас некоторое смятение, хотя мы и предполагали, что не совершили ничего противозаконного, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. И хотя этот ночной милиционер уж никак на бога не походил, мы слегка заволновались. Участковый, оглядев нас внимательно, поздоровался за руку с Петровичем и спросил у него:

- Кто такие?
- Та, этта нормальные ребята, - ответил Петрович. Тут мы сообразили, что речь идет о нас.
- Где прописаны? - это уже был вопрос к нам.
- В Ленинграде...
- Я спрашиваю, здесь где живете?
- Здесь?.. Там вот... - Цой неопределенно махнул рукой в сторону ручья.
- Хозяева кто, я спрашиваю?
Поскольку мы не знали, кто наши хозяева, то промычали что-то неопределенное.
- Мы в палатке живем, - наконец нашелся Олег.
- В палатке здесь нельзя.
Вот тебе и на!
- А почему? - спросили мы разноголосым хором.
- С палаткой - в кемпинг!

Что такое кемпинг, мы уже видели, и отправляться туда нам вовсе не импонировало. Ближайший кемпинг представлял собой кусок пляжа без единого деревца, огороженный металлической сеткой от посторонних. На раскаленной гальке плотными рядами стояли палатки и автомобили, из которых торчали головы и ноги отдыхающих. Эта резервация находилась довольно далеко от населенных пунктов, на диком берегу моря, причем, в самом непривлекательном его месте. Проживание за железным забором стоило рубль в сутки с носа, а удовольствие было довольно сомнительным.

- Короче, так. Снимайте комнату или в двадцать четыре часа покиньте поселок. Без прописки жить не положено.
Снимать комнату не входило в наши планы как финансовые, так и культурные, но мы обещали подумать над предложением участкового, тем более, что двадцать четыре часа у нас было законных. После ухода представителя власти вечеринка притихла и вскоре закончилась, но с этого дня местные фаны каждый вечер просили нас спеть им песню "ну ту, когда менты пришли". Так что эта вещь по праву может теперь называться так "Черная суббота (когда менты пришли)"