В разгаворах о рок-музыке в ходу слово "романтика". Особенно настойчиво оно звучит применительно к Виктору Цою, которого охотно именуют "последним героем", даже последним романтиком. Слово неудачное, скомпроментированное романтикой революционной, всевозможными "прометеями" и "соколами" социалистической пропаганды. Это все чуствуют, но все же пользуются словом "романтик" за неимением другого, которым можно было бы выразить особенность "Группы крови" альбомов Цоя
В старину слово "кровь", кроме всего самоочевидного, означало еще и "род, племя, поколение". Мандельштам сказал о современниках - "До чего они венозны, И до чего им нужен кислород". Через полсотни лет черная, уносящая обветшавшую плоть (уголь) в сердце, кровь поколения "взыграла" в рок-музыке, в частности - группы КИНО. Картина существования рисована углем -
"Вода здесь горька,
Ты не можеш здесь спать
Ты не хочеш здесь жить"
Общее ощущение - жизни не в своей стране, в чужом дому, на положении бедного родственника, "седьмой воды на киселе" к преуспевающим пртомкам победившего пролетариата:
"Все люди братья - Мы седьмая вода...
И мы едем, незная, зачем и куда"
Насилие и вранье порождало чуство тяжелой болезни: "Мама, я знаю, мы все сошли с ума". Венозная кровь циркулировала в большом кровеобороте страны. Не для того ли, чтобы научится выжигать уголь из крови, судьба провела Цоя через самую настоящую кочегарку. Там отогревались, там пили и пели. Это был тот "низ", где спокон веку царили площадная реч и смех. "Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим" (Пастернак). Трезвости, действительо, не терпели и потешались над серьезностью правившего страной порядка, не щадя ни других, ни себя
По песням видно, что царицей мира группа КИНО выбрала иронию. Эта богиня смотрит в оба, но каждый глаз дает свое изабражение действительности: один - какой она себя пропагандирует, другой - какова на самом деле. Отсюда столь частый у Цоя прием постраения стиха на антиномиях:
Мы хотели пить - не было воды,
Мы хотели света - не было звезды
Мы хотели песен - не было слов
Мы хотели спать - не было снов
Мы носили траур - оркестр играл туш
Эти "жалобы" можно воспринять в узком смысле всем понятной иронии над обществом, строившемся для человека, но построенном не для него. Дело однако серьезнее. Первая строка неслучайно почти повторяет Франсуа Вийона ("От жажды умираю над ручьем"), выраженное в стихах чуства разлада между запросами духовной жизни и человеческого существования старее возраста рок-певца. Не только страна, в которой черт надоумил родиться с умом и талантом, требовала понять, что происходит, - само бытие в этом мире проблематично. Возьмем песню из первого альбома "45", менее всего цитируемую, - "Дерево":
Мне кажется, что это мой дом,
Мне кажется, что это мой друг,
Я посадил дерево...
Мне кажется - это мой мир,
Мне кажется - это мой сын,
Я посадил дерево...
Песня построена на передоваемой из рода в род мудрости о самом важном в короткой человеческой жизни - посадить дерево, построить дом, родить сына
Одну из красивых метафор, бесчисленных выспренних "мудростей востока", Цой принимает в первичном, реальном смысле. Простак? Романтик, витающий в облаках? Не совсем: не хуже нас он знает, что "мое дерево в этом городе обречено". Самое же любопытное - кем обречено. Дерево сломает не "враг", не негодяй, а..... школьник
Школьник - лишь самое обескураживающее проявление непреднамеренной враждебности "города", человеческого сообщества с его множеством индивидуальных воль, страстей и целей. Человеческий социум, "город" - это дикий лес с хищными зверями, джунгли в которых неясно, как жить
Я не люблю, когда мне врут,
Но от правды я тоже устал...
Редкая для андерграунда интонация, разделяющая "реальность", трезвый взгляд на то, что есть, и "правду" как смысл существования. Понятно, как не надо жить, а как надо ? Пока деспотическое государство навязывало свою доктрину бытия, ясно было, кто враг. Независимость от него сильно усложнило задачу
И мы могли бы вести войну,
Против тех, кто против нас,
Так как те, кто против тех, кто против нас,
Не справляются с ними без нас
Длинная витиеватая строка иронична по отношению к тем и другим, "врагам" и "врагам врагов". Есть нечто комическое в любом групповом, даже "демократи- ческом", беге:
А вокруг - благодать, ничерта не видать
А вокруг - красота, не видать ни черта
И все кричат: "Ура !"
И все бегут вперед
Комична, если не грустна, прежняя вера в правду коллектива, избавляющая от необходимости личного взгляда на происходящее:
Все говорят, что мы вместе,
Все говорят, но е многие знают в каком
Ирония испытывает "готовые" ценности, дает свободу в обращении с любыми нормами и понятиями, но, вместе с тем, (оборотная ее сторона), она лишает какой-либо опоры. Черное и белое, добро и зло - все становится отнасительным, лишается смысла
Здесь непонятно, где лицо, а где рыло,
И непонятно, где пряник, где плеть....
И неясно, где море, где суша,
Где золото, а где медь.
Что построить и что разрушить,
И кому и зачем здесь петь
Поиск ответов на эти "проклятые" вопросы породил не одно поколение странников, в литературе - метафору "дороги" как восхождения к труднопостижимому. Потому и достоин специального внимания в песнях Виктора Цоя мотив ухода - возвращения, одиноких гуляний в ночи, под дождем, в тумане "неясности", его поиск какой-то "звезды" и, в то же время, ощущение себя слепым и глухим, не реальным существом, а сном и мифом
Я пытался найти приют,
Говорят, что плохо искал
Был "бесприютен" не в смысле бытовом - "своего угла", а в духовном. Поразительно, как питерский мальчишка проходил в одиночку тот же путь, которым шла "верхняя" культурная мысль времени через сознание "трагедии эстетизма" романтиков к "экзистенции" (существованию) Кьеркегора. На отрицании нельзя жить, ибо горизонт видения ограничевается жесткой связкой с отрицаемым. Нельзя и на чистой иронии, ибо она лишает опоры. Отсюда у Виктора Цоя ощущение необходимости "перемен". Это песня "доперестроечная", говорит не столько о политике, сколько о перемене отнашения к жизни в самом человеке:
В нашем смехе и в наших сердцах,
И в пульсации вен -
Перемен
Мы ждем, перемен
Альбом "Группа крови" и стал "новым поворотом", переходом от отрицания к утверждению. Поколение, выросшее "за шкафом", решавшее гамлетовскую проблему "плыть или не плыть",восторженно откликнулось на призыв исполнится волей к действию, активному поступку, к тому, чтобы все-таки "плыть". Очень хорошо! Но куда плыть? И почему для этого необходимо обозначить "группу крови на рукаве, Мой порядковый номер на рукаве"? Откуда этот, несвойственный автору, военный лексикон? Тут надо понять, откуда дует ветер. Этот ветер нес пыль от солдатских сапог, день и ночь шагавших по Африке,„ветер" Кипплинга. Этого одиозного поэта стоит вспомнить, прежде всего, как „проотца" самой рок-песни, взлетом которой было творчество THE BEATLES. Певец колониальной политики „ответственного империализма" Англии, Киплинг искал решение всех человеческих проблем в действии, причем, иыше всего для него было коллективное действие, заставлающее людей подчинится общему закону. Солдат - воплощение идеи служения какой-то высокой цели, выходящей за рамки собственного успеха. Место завоевателя - цивилизатора у Цоя занял молодой человек, который хочет действий, а не сетований - "Дальше действовать будем мы"
Но что значит действовать в устах человека, который „никому нехочет ставить ногу на грудь"? Ответ дан Цоем в одном из интервью - „Каждый человек должен изменить прежде всего свою жизнь и себя.... Я не считаю, что одному человеку под силу изменить жизнь как таковую"
Киплинга создала Индия. Цоя корейские гены вели к боевому искусству Востока. "Тролейбус который идет на восток"). Восточная культура никогда не проводила резкой грани между человеком и животным. Нет ее и у Цоя
В каждом из нас спит волк,
В каждом из нас спит зверь,
Я слышу его рычание,
Когда танцую
"Зверь" - это прежде всего, "естевственный человек", противоположность испорченному цивилизацией ("Чтение книг - полезная вещ, но опасная как динамит"). Киплинговские звери и люди живут по общему для всего сущего закону - бытия, созданного временем и обычиями. Человек сливается с природой, природа поднимается до человека. Отсюда клич Маугли - "мы одной крови", звучащий в названии альбома "Группа крови"
От Киплинга перенял Цой символику солдата, но дал ему другого противника - смерть. Как обычный солдат, человек ежедневно рискует жизнью. Отсюда „черный юмор" „Черного альбома" („Кукушка", „Следи за собой" ). Но борется человек не за жизнь, ибо не он отмеряет ей срок. Самая трудная борьба - с самим собой
Где бы ты ни был,
Что бы ты не делал,
Между землей и небом война
Она идет в человеке. Он - "Последний герой", единственный, кто волен сделать свою жизнь достойной пребывания на земле
А жизнь - только слово,
Есть лиш любовь и есть смерть...
Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь стоит того, чтобы ждать
Любовь превратила солдата-зверя в рыцаря. В форме рыцарского „романа большой дороги" Киплинг рассказал историю уличного мальчишки Кима и индийского ламы. Лама блогодоря мальчишке, стал лучше видеть людей. Ким учится у него высокой духовности, не просто жить в окружении других существ, а чему-то большему-любви. Через нее он приобщается к человечеству
С "Книгой джунглей" и "Кимом" рыцарский роман с его мотивом пути-восхождения стал детским "эпосом". На нем выросло поколение КИНО. Киплинг любил говорить, что в нем живет некий "Демон, временами целиком его себе подчиняющий". Цой об этом умалчивал, но за него о "том, который с Витькой работал", сказал самый "восточный" из рок-музыкантов Борис Гребенщиков: "он меня всегда потрясал., это было что-то типа лермонтовского Демона или Манфреда, только гораздо интереснее и приятнее. Огромного масштаба существо, полное неприятия бессмысленности жизни. Собственно, об этом и все его песни были"
Александр Белый